Начальная страница

МЫСЛЕННОЕ ДРЕВО

Мы делаем Украину – українською!

?

Изучение украинской архитектуры

Фомин П.

Черкасы, заселяя Харьковский край, сначала строили исключительно деревянные храмы. Каменные же появляются у них только с восьмидесятых годов XVII в. Первые храмы совершенно воспроизводили архитектурный тип украинских храмов правобережного Заднепровья в разнообразных видоизменениях. Как наши, так и те – это одна группа памятников южнорусского церковного зодчества.

Они представляют собой чрезвычайно своеобразное явление, в целом и деталях совершенно отличное от типа древнейших северно-русских храмов. Индивидуальные особенности южнорусского церковного зодчества заметны с первого взгляда. Только недостаток внимания и скудность исследованного материала в этой области были причиной того, что это зодчество долго не представлялось особым архитектурным типом, достойным тщательного изучения и охранения. К счастью, археологическая ученая пытливость в последнее время обращается и в эту сторону и путем постепенного изучения и обследования памятников правобережного Заднепровья приходит, наконец, к совершенному установлению его научной ценности и глубокого интереса.

Значительный вклад в уяснение этого староукраинского зодчества, несомненно, должны внести и древнейшие черкасские храмы Харьковского края.

Для правильного понимания древнейшего типа наших храмов необходимо хотя вкратце дать описание уже определившихся теперь результатов научно-археологического исследования украинских храмов правобережного Заднепровья – Киевской, Волынской и Подольской губерний.

Уже путешественник по этой области в половине XVII в., сирийский диакон Павел Алеппский (1654 г.), с глубоким изумлением отмечал своеобразие и прелесть украинских храмов: их изящное, трехкупольное и пятикупольное многоглавие, стройность, грациозное устремление к небу, живую иконопись с западноевропейским влиянием, роскошные иконостасы с поразительной резьбой и блестящей позолотой, красивые звонницы и крытые навесы вокруг храмов с решетками и точеными столбами. Впоследствии же, как только появились первые попытки обследования этих храмов, оригинальность их типа стала выступать с еще большею ясностью. Правда, только в настоящее время положено начало научно-систематического изучения украинских художественных древностей. Плодом этого явились исследования, которые выдвинули на сцену новую, до сих пор мало известную, украинскую церковную архитектуру [Главшейшие работы по вопросу о южнорусском церковном зодчестве указаны в брошюре прот. Е. Сецинского «Южнорусское церковное зодчество» Каменец-Под. 1907 г., а также в издании Игоря Грабаря «История русского искусства», вып. VIII-й (деревянное церковное зодчество на Украине), примеч. 2.]. Вопрос об этом зодчестве начинает обсуждаться в ученых докладах на периодических археологических съездах: по мере накопления обследованного материала по этой части высказывается целый ряд ученых выводов и заключений об особенностях этого церковно-архитектурного типа и об его отношении к другим архитектурным типам.

Так, на уже II Археологическом Съезде гр. A.C. Уваров указывает на богатство и оригинальность украинской церковной архитектуры и видел прототип ее в храмах Галицийских. Основываясь на докладе гр. A.C. Уварова, В.В. Суслов в своих «Очерках по истории древнерусского зодчества» (С.-Петербург, 1889 г.) усматривал в образовании этого архитектурного типа влияние Запада. Однако, при дальнейших успехах в изучении церковных древностей Украины явилась возможность установить уже полную индивидуальность и самобытность этого архитектурного типа. Главное значение в этом отношении имеют труды и исследования проф. Киевского университета Г.Г. Павлуцкого. В своем сочинении, изданном в 1905 году, к Екатеринославскому археологическому съезду, «Древности Украины», он определенно высказался в пользу совершенной независимости южнорусского деревянного зодчества от сторонних влияний.

Проф. Г.Г. Павлуцкий отличает следующие основные черты церковного зодчества правобережного Заднепровья. Там храмы по форме бывают трехкупольные, пятикупольные, девятикупольные и менее сложные – однокупольные. Самая типичная и наиболее распространенная форма – трехкупольная церковь. Она состоит из трех прямоугольных срубов, расположенных в одну линию, по направлению от востока к западу, при чем средний сруб значительно преобладает над двумя остальными шириной и вышиной. Весь храм делится на три части: алтарь, место для молящихся и притвор или «бабинец». Эти три части символизируют св. Троицу, идея которой воспроизводится также в трех куполах, так как каждая часть храма имеет свой особый купол, и они также расположены на прямой линии от востока к западу.

В смежных стенах срубов внутри храма вырезаны арки для свободного прохода из одной части храма в другую; алтарная арка закрывается высоким иконостасом. На западной стороне храма всегда находится паперть с двускатной крышей или небольшое крыльцо, а к алтарю пристроена – часто только впоследствии – ризница. Очень часто план трехкупольного храма видоизменяется тем, что наружные, а иногда и внутренние углы прямоугольных срубов как бы обрезываются или закругляются.

В однокупольной церкви план остается также трехсоставной, но купол возводится только над средним срубом; алтарь же и притвор имеют крышу на два ската с фронтонами: внутри их устраивается плоский или немного вогнутый потолок, – подобие деревянного коробового свода.

План пятикупольной церкви представляет равноконечный крест. Срубы бывают прямоугольные, но чаще центральный сруб имеет вид восьмиугольника, а ветви креста оканчиваются абсидами и принимают форму граней. Если три трехкупольных церкви поставить рядом, то получиться девятикупольный храм, имеющий в плане квадрат, разделенный на девять частей. Девятикупольные церкви очень редки. Троицкий собор в г. Новомосковске, Екатеринославской губернии, – уже описанный нами в предыдущей главе.

Первоначально в древнейших украинских церквах нижние срубы прямо покрывались куполами, имеющими форму низкого шатра на четыре грани. Впоследствии под влиянием барокко преобразовывается форма плана и купола. Срубы делаются многогранными или круглыми, купола превращаются в высокие, уступчатые из нескольких, все суживающихся, срубов башни. Благодаря системе восьмериков, эти башни украинских церквей не имеют тяжелого вида. Все нагромождено и вместе с тем величественно. Так как башни внутри открыты во всю высоту и освещены окнами не только в нижнем срубе, но и в восьмериках, то впечатление внутренности храма выходит торжественным и возвышающим. Так как купола башни бревенчатые, то форма крыш часто соответствует внутреннему устройству этих башен. Верхний восьмерик нередко и снаружи имеет форму усеченной пирамиды, четырехгранной или восьмигранной, являющейся как бы низким шатром. Впоследствии крыши видоизменились во вкусе барокко. Одна форма – широкая, сдавленная, со слабым перехватом у основания, свойственные низким шатровым сводам. Другая форма – вытянутый и более вычурный в линиях купол, свойственный высоким шатровым сводам.

Характерную и весьма живописную особенность украинских трехглавых храмов представляют галереи или «опасания», идущие вокруг всей церкви, в виде простого навеса на столбиках.

Колокольни при украинских церквах – явление позднее. Архитектура в общем та же, что и церковных башен: два или три квадратных, – а иногда и восьмиугольных, – сруба, поставленных один над другим и уменьшающихся кверху. Стены верхнего сруба заменяет аркатура; колокольня оканчивается четырехгранным шатром или куполом. Иногда крыша двух нижних ярусов поддерживается столбиками или аркадами, окружающими срубы.

Сравнивая северные церковные постройки с южными церквями, проф. Г.Г. Павлуцкий усматривает существенную разницу стилей: В отличие от северно-русских и западных храмов, украинский отличается простотой, он лишен каких бы то ни было наружных украшений и затейливых подробностей. Но в целом он отличается стройным и изящным видом. В нем ярко выражена идея: люди создали простой и задушевный памятник своему чувству, которое стремится к небу; в этом порыве, в этом стремлении к небу вылилась вся малорусская архитектура; во всех линиях и формах явно обозначилось направление в высоту. По его словам

«от южнорусских деревянных церквей веет таким упрямым, несокрушимым своеобразием, что было бы большим заблуждением говорить о заимствовании и отрицать их родство с народом, их создавшим. Своеобразие форм южнорусской архитектуры прямо говорит за то, что малорусские храмы выросли из родной земли вместе с теми тополями и липами, которые их окружают».

На основании тщательного изучения архитектурных источников этого зодчества, проф. Г.Г. Павлуцкий приходит к убеждению, что формы украинских деревянных храмов являются наследием глубокой местной старины – тех самых уже не существующих теперь форм, которые на византийской основе выработались в окрестностях Киева еще в первые годы Русского великого княжества.

«Малорусское деревянное зодчество, говорит он, также как и деревянная архитектура северных окраин России, является искусством, сохранившим свой национальный характер благодаря тому, что оно самостоятельно перерабатывало и совершенно поглощало все чужие элементы, византийские и западные, которые к нему притекали» [Древности Украины. Вып. 1, Киев, 1905 г., с. 31.].

Вот почему оно заключало в себе так много национальный устойчивости, что удержалось до конца XVIII века и стало оказывать влияние даже на каменную архитектуру уже во вторую половину XVII в., первым опытом чего является Троицкий храм Густынского монастыря, Полтавской губернии, устроенный в 1672 году.

Эти свои взгляды проф. Г.Г. Павлуцкий отстаивал и на недавнем XIV археологическом съезде в Чернигове, широко аргументировав их данными из Святославова Изборника и старинных обрядных песен. Самобытность украинского церковного зодчества нашла себе и другого ученого сторонника на этом же Съезде в лице А.П. Новицкого. В своем докладе «Черты самобытности в украинском зодчестве» А.П. Новицкий подверг детальному обзору тип трехглавых и пятиглавых храмов, отмечая в них местные индивидуальные черты. Особенно подробно рассмотрел трехглавые церкви, как самое характерное произведение украинского зодчества и притом относящееся ко временам глубокой древности. При этом он указал на разнообразие их композиции, вследствие чего все попытки его вывести общие законы пропорций таких храмов не увенчались успехом, хотя для каждого храма в отдельности ему легко удавалось вывести такие законы. В подробностях он проследил проявление самобытности в устройстве башен, крыш, опасаний, шелевки, грушевидных глав, надглавных крестов и иконостасов [Известия XIV археол. съезда в г. Чернигове. Чернигов. 1908 г., с. 137.].

При таком широком обследовании и изучении украинских храмов западной Малороссии церковно-архитектурный материал Харьковского края оставался в тени и совсем не фигурировал в вышеуказанных ученых работах. В вышедших в свет до сих пор изданиях совершенно отсутствуют воспроизведения каких либо древних деревянных храмов Харьковского края, за исключением единственного снимка внутреннего вида купола – Николаевской церкви г. Лебедина, в изд. И. Грабаря [История русского искусства. Вып. VIII, с. 347.]. К сожалению, этот материал не подвергался специальному обследованию и на бывшем в г. Харькове XII археологическом съезде.

Устроители археологической выставки на этом съезде по-видимому главное свое внимание в области церковной обратили на иконописный отдел. И, действительно, этот последний был представлен в чрезвычайно богатом виде и притом преимущественно из икон старинных харьковских церквей. Наша старинная иконопись и сделалась предметом рефератов и научных заключений этого съезда [См. Е.К. Редин. Об иконописном отделе выставки и рефератах о нем на XII археол. съезде в г. Харькове.].

Что же касается нашего старочеркасского зодчества, деревянного и каменного, то оно было представлено на выставке в очень скудном виде небольшой коллекцией фотографических снимков и притом церквей малохарактерных или совсем нехарактерных в смысле древности и стиля. Да и при этих снимках не было ни моделей, ни планов, ни увеличенных репродукций церквей, а между тем снимков других церковных предметов было здесь очень много. Тем досаднее была такая бедность церковно-архитектурных снимков местных памятников, что на выставке фигурировала богатая и разнообразная коллекция чертежей и снимков церквей Области Войска Донского музея в количестве 102 экземпляров. В числе 660 фотографий с памятников церковных древностей Харьковской и соседних губерний – здесь имелось только 20 снимков с 17-ти древних деревянных церквей нашего края, в том числе двух видоизмененных позднейшими переделками.

Выставленные снимки церквей не давали представления о господствовавшем и характернейшем типе нашего древнего церковного зодчества: здесь отсутствовали наиболее своеобразные и особенно распространенные у нас архитектурные образцы, по которым, были выстроены отчасти дошедшие до нас целые группы церквей. Этим только можно объяснить неправильное мнение о наших древних деревянных храмах, высказанное проф. Казанской Духовной Академии В. Нарбековым в книге: «Южно-русское религиозное искусство XVII-XVIII вв.» [Казань. 1903 г., с. 104-105.].

Сравнивая деревянные церкви Харьковского района, представленные на выставке, с таковыми же церквями Области Войска Донского, он приходит к заключению, что

«как те, так и другие можно причислить к одной так называемой малорусской архитектуре, которая впрочем в своих, по крайней мере, существенных чертах мало чем отличается от северной деревянной архитектуры: и здесь мы видим и круглые (или точнее – многоугольные) церкви, и крестообразные (хотя крестообразная форма, кажется, более распространена была на юге), видим то же наслоение нескольких осьмиугольников, иногда на нижнем квадрате, видим те же шатровые крыши, многогранные купола и луковичные главы. На малорусской деревянной архитектуре таким образом, надо полагать, в значительной степени отразилось влияние северной деревянной архитектуры».

Если бы проф. В. Нарбеков располагал не скудным выставочным архитектурным материалом, а более обширным и характерным, то он не сделал бы этого последнего своего заключения. Если бы, напр. у него под руками были снимки и планообмеры таких церквей, как церкви сел: Черкасского Бишкина, Рубцовой, Груни, Гороховатки и Цареборисовой, он без затруднения узнал бы в них знакомый украинский тип в благороднейших его формах.