7. Следы деревянных субструкций здания

Каргер М.К.

Под фундаментами южной и западной стен, почти на всем их протяжении, были прослежены поперечные, а иногда и продольные деревянные лежни, по большей части совершенно истлевшие. Форма и направление их легко определялись по отверстиям, сохранившимся в растворе в виде поперечных или продольных каналов под каменной кладкой (рис. 8). Внутренняя поверхность этих каналов нередко позволяла установить отпечатки волокна деревянных брусьев, круглых или прямоугольных в сечении, а иногда и перегнившие части этих брусьев. Лежни были уложены, по-видимому, в два ряда, один из которых (нижний) шел вдоль стены, другой (верхний) поперек. Иногда поперечные лежни на 0.08-0.10 м не доходили до края стены, поэтому найти их следы без подкопа под фундамент было невозможно.

Кое-где торцы лежней были наглухо закрыты толстым слоем раствора. Под сохранившимися фундаментами удавалось установить и зафиксировать обычно только следы поперечных лежней за немногими исключениями, когда были установлены и следы лежней, положенных вдоль, стены. Факт укладки лежней накрест полностью подтвердился на тех участках, где кладка фундаментов была выбрана и следы деревянных субструкций сохранились лишь на дне рвов от этих фундаментов. Тщательная зачистка рвов показала в ряде участков, что деревянные брусья под стеной были уложены одни вдоль, другие поперек стены. Если в нижних частях сохранившейся кладки лучше и значительно [с. 31] чаще прослеживались поперечные лежни, то во рвах, наоборот, лучше и значительно чаще прослеживались продольные лежни, так как они, по-видимому, находились ниже и лежавшие на них поперечные лежни обычно разрушались при выемке бута фундамента.

Между лежнями были вбиты в землю вертикальные колки, следы и даже остатки которых были открыты в огромном количестве (табл. V, 1-4). Как было установлено, колки вбивались в грунт между лежнями под всем фундаментом. Именно поэтому они идут правильными рядами вдоль всех рвов, отстоя друг от друга на 0.24-0.30 м.

При зачистке нижних частей сохранившихся фундаментов южной и западной стен было открыто значительное количество вертикальных колков, верхушки которых отпечатались в растворе кладки, а нижние, заостренные концы сохранились в материке под фундаментом в виде отверстий, наполненных древесной темно-коричневой мягкой трухой. Длина колков обычно около 0.50 м, диаметр 0.05-0.07 м. Форма их различна. Большая часть имела в сечении прямоугольную форму, но встречались и круглые.

Помимо системы деревянных субструкций, установлен другой важный факт применения дерева в постройке. На 5-й перемычке южной галереи сверху в растворе ясно видны следы от двух длинных бревен, прямоугольных в поперечном разрезе, лежавших в кладке вдоль фундамента перемычки (табл. VI). Обилие дерева в субструкциях сказалось на прочности постройки. Целый ряд разрывов в кладке фундаментов свидетельствует о неправильной осадке здания.

Деревянные субструкции под фундаментами Десятинной церкви, открытые раскопками, вызвали попытки различных интерпретаций этого беспрецедентного и уникального, как тогда казалось, строительного приема. Одним исследователям хотелось объяснить своеобразные особенности здания местными условиями постройки, другие видели в этих особенностях более или менее непосредственные отголоски строительных традиций тех стран, воздействие которых на древнерусскую строительную культуру рассматривалось в ту пору как основной фактор ее формирования и развития.

С большим интересом и увлечением следил за новыми открытиями Д.В.Айналов, вскоре выступивший с попыткой собственной интерпретации установленных раскопками фактов. Д.В.Айналов считал, что своеобразная конструкция фундаментов Десятинной церкви была вызвана специфическими условиями постройки. Десятинная церковь, как утверждал Д.В.Айналов,

«была выстроена на так называемой рушеной земле. Фундаменты церкви были положена и на материковый лёсс, но нарушенный погребениями более древними и каким деревянным срубом, устроенным слева ниже фундаментов церкви» [Д.В.Айналов. История древнерусского искусства. Киев-Царьград-Херсонес. ИТУАК, № 57, Симферополь, 1920, стр. 218].

Неустойчивость почвы и потребовала, как казалось Д.В.Айналову, «особых приемов в устройстве фундаментов, т.е. в их укреплении» [там же]. Д.В.Айналов полагал, [с. 32] что «вызванная каким-то нарочитым требованием тогдашнего времени» постройка храма именно на этом месте, несмотря на его неудобства в строительном отношении, при обязательном соблюдении бережного отношения к могилам, расположенным под церковью, и вызвали необходимость особенных приемов в укреплении фундаментов двумя слоями деревянных бревен и рядами кольев, залитых известью [там же]. В другой работе тот же исследователь высказал эту же мысль еще более определенно:

«Какая-то особая причина управляла возведением храма именно здесь, на этой слабой почве с лежащими в глубине ее более древними погребениями, и едва ли следует искать другую причину, кроме указанной летописью. Здесь было место двора варягов Феодора и Иоанна, место крови мучеников» [Д.В.Айналов. К вопросу о строительной деятельности св. Владимира, стр. 24-25].

«Построение Десятинного храма в наших источниках обрисовывается, – по словам Д.В.Айналова, – при посредстве особенно важных данных, не всегда верно понимаемых» [там же, стр. 22]. Таким неверно понимаемым источником по истории постройки Десятинного храма Д.В.Айналов считал «Слово о законе и благодати», произнесенное митрополитом Иларионом. Говоря о Десятинной церкви, Ила[с. 33]рион как известно, назвал ее «церквы святыя Богородица Мария, юже създа (Владимир) на правоверной основе». Отказываясь принимать это последнее выражение как риторическое, Д.В.Айналов истолковывал его в том смысле, что Десятинный храм в противоположность другим храмам эпохи Владимира, выстроенным на месте бывших языческих требищ и капищ, был воздвигнут на «правоверной основе», т.е. на месте, где жили и были убиты первые киевские христиане и где существовало какое-то древнее кладбище, которое исследователь, по-видимому, был склонен считать христианским [там же, стр. 22-25].

Ошибочность всех исходных положений этого объяснения едва ли в настоящее время нуждается в доказательствах. Если мы остановились столь подробно на этой попытке объяснения, то лишь потому, что изложенная выше концепция получила слишком широкое распространение и упорно повторяется в некоторых работах вплоть до наших дней [См., например: История русской литературы, т. I. Изд. АН СССР, М-Л., 1941, стр. 27-28]. Выясненная выше история древнего киевского некрополя (см. в первом томе настоящего исследования), существовавшего в IX – Х вв. на той территории, где в 991 г. была заложена Десятинная церковь, не подтверждает ни в малейшей степени эту искусственную и антиисторичную концепцию.

С других позиций решал этот вопрос Ф.И.Шмит. Рассматривая результаты раскопок субструкций Десятинной церкви, он приходил к весьма решительному выводу о том, что подобная техника устройства фундаментов

«и в голову не могла прийти строителям, которые привыкли к каменным постройкам: бревна-лежни, хотя и залитые раствором, подвергаясь гниению, должны были через непродолжительное время “сопреть”, превратиться в труху, которая, конечно, не была в состоянии выдержать тяжести каменных стен и сводов. Отсюда непременно должно было получиться и получилось неравномерное оседание стен и разрушение их» [Ф.И.Шмит. Заметки о поздневизантийских храмовых росписях. ВВ, т. XXII (1915-1916), вып. 1, 2, Пгр., 1916, стр. 105].

По мнению исследователя,

«только плотнику, впервые берущемуся за каменную постройку и не привыкшему еще рассчитывать на то, что постройка должна будет простоять столетия, могла прийти в голову мысль положить бревна в основание каменных стен. Только плотнику могло показаться странным складывать фундамент из сравнительно мелкого камня, положенного прямо на материковую глину: не доверяя цементу и боясь неравномерного оседания стен, плотник мог “подкрепить” цемент лежнями» [там же].

«Ни на Востоке, ни на Западе, – уверенно заявлял Ф.И.Шмит, – никто никогда не имел обычая заливать бревна цементом в фундаментах, и самая мысль о такой заливке могла прийти на ум только природным плотникам. Строители Десятинной церкви были, явно, русские» [там же, стр. 109].

«Итак, – заключал Ф.И.Шмит, – строить Десятинную церковь и прочие храмы Владимира взялись русские плотники, [с. 34] и тем, что они не имели достаточного опыта в каменной архитектуре, по всему вероятию и объясняется, почему все постройки Владимира рухнули уже в очень старинные времена, тогда как постройки времен Ярослава Мудрого, не слишком много позднейшие, стоят и до сих пор» [там же].

В поисках архитектурной школы, в которой русские плотники, принявшиеся за каменное строительство, могли почерпнуть тип здания и технические приемы кладки стен, Ф.И.Шмит обращается к архитектуре Малой Азии и Кавказа, где, по мнению исследователя, и находятся оригиналы киевских построек Х в., знакомство с которыми происходило через Тмуторокань [там же, стр. 112].

Оставалось решить последний вопрос: отчего сходство Десятинной церкви с постройками Малой Азии и Кавказа не полное, отчего оно ограничивается лишь планами зданий и не охватывает техники постройки? Ф.И.Шмит и этот вопрос разрешает с предельной «наглядностью».

«Если бы постройкой Десятинной церкви руководил, – спрашивает Ф.И.Шмит, – скажем, малоазийский или кавказский архитектор, он разве мог бы дать своим рабочим волю закладывать фундамент на залитых цементом бревнах? Разумеется, нет! Значит, руководил работами человек, который русскими строительными приемами не возмущался, русский, по наглядке изучивший церковно-строительное дело, умевший приготовить «раствор», могший показать приемы кладки стен и даже, быть может, сводов, но не проникшийся самым духом каменного строительства, не на нем воспитавшийся. В таком случае естественно подумать, что именно Тмуторокань могла служить посредницей между Киевом и Востоком» [там же].

В более поздней работе Ф.И.Шмит отказался от своей первоначальной гипотезы о русских плотниках – строителях Десятинной церкви. Предположение это, по его собственным словам, не выдерживает критики.

«Столь неопытные люди не сумели бы, конечно, построить большого здания, да еще сводчатого. Русским плотникам не пришло бы в голову столь широко использовать цемент» [Ф.И.Шмит. Искусство древней Руси-Украины. Харьков, 1919, стр. 34].

Как же теперь исследователь решает тот же вопрос?

«Неопытность проявилась только в кладке фундамента – значит, строители именно тут и только тут встретились с какими-то непривычными для них техническими условиями. Строителям явно требовалась массивная твердая площадка, и они не представляли себе, что можно стену ставить на глине, – вот они и решили площадку создать искусственно, искусственно создать скалу, как основу для здания. Константинопольские зодчие к скале вовсе не так привыкли, чтобы не суметь обойтись без нее; корсунские зодчие никогда не требовали монолитных площадок для своих построек. Но кавказцы могли изобрести тот способ закладки фундаментов, который мы видим в постройках Владимира Святого» [там же, стр. 35].

Ф.И.Шмит был убежден, что описанным образом строились только древнейшие киевские [с. 35] постройки – Десятинная церковь, дворцовые постройки на княжом дворе, церковь Спаса на Берестове (!) и церковь Апостолов в Белгородке (!). Очень скоро, по мнению Ф.И.Шмита,

«практика показала, что так закладывать фундаменты нельзя: залитые цементом бревна прели, превращались в труху и образовывали в толще площадки, на которой стояли фундаменты, трубчатые пустоты, не выдерживавшие огромной тяжести постройки, – здания заваливались» [там же, стр. 34].

Многочисленные памятники киевского зодчества не только первой, но и второй половины XI в., исследованные еще до того, как были написаны цитированные работы, и особенно раскопки последних десятилетий воочию показали, как далеко от истины приведенное выше мнение.