Начальная страница

МЫСЛЕННОЕ ДРЕВО

Мы делаем Украину – українською!

?

На пути к суверенной власти

Талах Виктор

У Берке на момент смерти оставалась дочь, Орбай, выданная за Иззэддина Кей-Кавуса. Согласно некоторым поздним историкам, у него, возможно, также был и сын [171], но к осени 1264 г., когда его ставку посетили египетские послы, этого сына уже не было в живых, и наследником считался внучатый племянник, Менгу-Тэмур, сын Тукана (или Тукукана) [172], второго сына Бату, рожденный Кучу-хатун из племени ойрат [173]. По всей видимости, его провозглашение главой улуса Джучи произошло мирно и спокойно [174]. Для закрепления своих прав он, по монгольскому обычаю, женился на вдове своего дяди Чичек-хатун.

Первоочередной задачей нового главы Джучидов было завершение войны с Хулагидами. Менгу-Тэмур еще до наступления дал несколько сражений Абаге, но все их проиграл. Однако сын Хулагу, узнав об утверждении в Мавераннахре Борака и о его разрыве с Хубилаем, поспешил «в силу крайней необходимости» примириться с Менгу-Тэмуром и зимой 1266/1267 года отправился в Хорасан [175]. Следующей осенью египетский султан ал-Мелик аз-Захир Бейбарс попытался было вновь подстрекать дештского правителя к войне с Абагой, но эта попытка закончилась безуспешно [176].

Хубилай, получив сведения о кончине Берке, в качестве верховного сюзерена «улус Берке пожаловал Менгу-Тэмуру» [177], однако никаких признаков того, что Менгу-Тэмур признавал верховенство сидевшего в Даду – Пекине каана нет. Наоборот, уже с первых лет правления глава Джучиева улуса ведёт себя как вполне самостоятельный государь. Больше того, сразу же после прихода к власти, в 665 г.х. (октябрь 1266 – сентябрь 1267) он чеканит в Крыму монету с титулом «каан правосудный» [178].

Монгольское войско в походе

Монгольское войско в походе. Миниатюра из рукописи «Джами ат-таварих» Рашидаддина, ок. 1314. Эдинбург, Библиотека Эдинбургского университета.

Уже 1 августа 1267 года Менгу-Тэмур от своего имени выдаёт ярлык русской православной церкви. Этот документ содержал настолько широкие льготы, что, например, А.П. Григорьев усомнился в аутентичности его содержания [179], хотя такое гиперкритическое отношение к источнику кажется неоправданным. Согласно ярлыку Менгу-Тэмура население, зависимое от церкви, освобождалось от налога с земледельцев (поплужное), торгового налога (тамга), общегосударственной подушной подати (дань), от натуральных повинностей (транспортной – яма, подводной и воинской), а также от чрезвычайных «запросов». Правитель улуса обещал охранять земельные и другие недвижимые имущества церкви, «церковнии домове, земли и воды, огороды, виногради, мелницы», охрану церковных мастеров, сокольников, ловчих-пардусников, а также церковных книг и утвари. Устанавливалась кара за хулу на веру: «А кто иметь веру их хулити – тот человек извиниться и умреть» [180].

Освобождение духовенства от налогов имело место в Джучиевом улусе и ранее, так, еще при Улагчи в 1257 г. во время налоговой переписи населения Северо-Восточной Руси «не чтоша игуменовъ, и чернцевъ, и поповъ, и крилошанъ», но пожалования Менгу-Тимура были столь велики, что в московском Летописном своде конца XV века отметили: «… умре царь татарский Беркаи, и бысть ослаба Руси от насилiа бесерменъ» [181].

Еще осенью 1266 г. в фактической ссылке умер неудачливый соискатель каанства Ариг-Буга. После этого недовольные Хубилаем ревнители кочевой старины на время остались без вождя. Очень скоро, впрочем, такой нашёлся – Хайду, сын Хаши, внук Огэдея. Некогда Монгкё почти полностью упразднил улус потомков Огэдея, оставив небольшие уделы Ханата и Хайду на Алтае. Последний, согласно характеристике Рашидаддина «был очень умным, способным и хитрым человеком, все дела устраивал коварно и лукаво», и к 1266 г. собрал под своей властью владения Огэдеидов. При этом он последовательно искал дружбы дома Джучи и добился союза сначала с Берке, а после – с Менгу-Тэмуром. Когда в конце 1266 года Борак захватил каанские земли в Семиречье, Хубилай послал против него Коюнчи-нойона с шеститысячным войском. Борак выставил войско впятеро большее, разбил Коинчи и вторгся в Восточный Туркестан вплоть до Хотана [182].

Однако пока войска каана и Чагатаев воевали друг с другом в Кашгарии, управлявший денежными делами Мавераннахра Масуд-бек вступил в сношения с Хайду и Менгу-Тэмуром и стал подстрекать их к войне с Бораком. Хайду не заставил себя ждать, вторгся с севера в Семиречье и занял его. Борак оставил боевые действия против полководцев Хубилая и обратился против Хайду и Джучидов. В произошедшем осенью 1267 г. на Сырдарье сражении верх взял Борак. Он, «устроив засаду, хитростью разбил рать Кайду и Кипчака [двоюродного брата Хайду – В.Т.], многих из нее убил и захватил в плен, и получил обильную добычу. Он стал заносчив, осмелел, и надменность и высокомерие его выросли». Узнав о поражении Хайду, Менгу-Тэмур послал в помощь Хайду своего дядю Беркечара с пятью туменами всадников. Тот помог Хайду собрать войска, и в 1268 г. в новой битве Борак потерпел поражение [183].

Глава Чагатаидов бежал в Самарканд и принялся разорять Мавераннахр. Чтобы остановить разграбление края, а также принимая во внимание угрозу со стороны Хубилая, союзники по предложению Хайду решили сделать попытку примириться с Чагатаями. На переговоры был отряжен Кыпчак, сын Кадана, внук Огэдея, некогда дружный с Бораком. Он явился в Самарканд и сумел уговорить Борака заключить мир с потомками Джучи и Огэдея. Весной 1269 г. на лугах Таласа и Кенджека съехались Беркечар, Борак, Кыпчак и Хайду. После семидневных пиршеств царевичи провели курилтай. Содержание переговоров излагает Рашидаддин:

«Сначала говорил Хайду:

«Славный дед наш Чингис-хан завоевал мир благоразумием, рассудительностью и ударами меча и стрел и предоставил [его], устроив и приуготовив, своему роду. И вот по отцам мы все родные друг другу. Прочие же царевичи – наши старшие и младшие братья, и между ними совсем нет разногласия и распри. Отчего же им быть между нами?»

Борак сказал:

«Да, положение таково, однако ведь и я тоже плод того древа. Для меня тоже должны быть назначены юрт и средства для жизни. Чагатай и Огэдей [оба] были сыновьями Чингис-хана. В память о каане Огэдее остался Хайду, а о Чагатае – я, а о Джучи, который был их старшим братом, – Беркечар и Менгу-Тимур, а о Тулуе, который был младшим братом – Хубилай-каан. Сейчас он захватил восточные страны Хитай и Мачин, размеры которых ведает великий господь. Западные страны от реки Амуйе до Сирии и Мисра захватил, как отцовский удел, Абага-хан и его братья, а между этими обоими улусами области Туркестан и Кипчакбаши, которые в пределах вашего владения. И все-таки вы сообща восстали на меня. Сколько я ни задумываюсь, я не считаю себя совершившим преступление».

Они сказали:

«Право на твоей стороне. Решение таково: не будем впредь поминать минувшего, поделим справедливо летние и зимние стойбища и поселимся в горах и степях, потому что эта область крайне опустошена и невозделана».

Они постановили, чтобы две трети Мавераннахра [принадлежали] Бораку, а одной третью ведали Хайду и Менгу-Тимур» [184].

За правителями левого крыла Джучиева улуса были закреплены также владения негудерийцев к югу от Амударьи, которые должны были помогать Бораку [185]. Кроме того, участники курилтая постановили, что в следующем году Борак должен начать войну с Абагой, и условились, уступая чаяниям ревнителей старины, что не будут селиться вблизи городов. Решения курилтая были представлены Менгу-Тэмуру, который одобрил их. Главный же политический итог Таласского курилтая состоял не в том, что на нём говорилось, а в том, что не было сказано: его участники полностью проигнорировали Хубилая как всемонгольского каана, но никакого другого общего политического центра ему не противопоставили. De-facto его участниками была признана политическая самостоятельность улусов Джучи, Огэдея и Чагатая, равно как и не участвовавших в съезде улусов Хубилая и Хулагу.

Менгу-Тэмур, готовясь к войне с Хулагидами, между осенью 1269 и весной 1270 г. от правил новое посольство в Египет для соглашения о совместных действиях против Абаги [186].

Во исполнение решений курилтая Борак осенью овладел Бадахшаном, Балхом и Шибарганом, а затем и областью Газни; правитель Куртов Шамсаддин вынужден был вступить в союз с ним. В начале 1270 г. Борак нагло потребовал у наместничавшего в Хорасане брата Абаги Тубшина уступить область Бадгис:

«Обеими-де сторонами правят законы родства. Луга Бадгиса были пастбищами отцов и дедов наших до Газни и берегов реки Синда. Ты должен очистить Бадгис, дабы там расположились мои соплеменники» [187].

Получив ожидаемый отказ, в сопровождении двух племянников Хайду, Кыпчака и Чапата, Борак вторгся в Хорасан и одержал победу над Тубшином при Чакчиране. Практически одновременно против Абаги восстал другой Чагатаид, Текудер, сын Муджи-Яя, занявший Грузию. Вскоре однако обстоятельства стали меняться в пользу Хулагуидов. Почти сразу же после вступления в Хорасан Борак рассорился с Кыпчаком и Чапатом, и те вернулись восвояси (Рашидаддин пишет, что Хайду заранее предписал им, используя любой предлог, как можно раньше покинуть Борака), после чего Хайду предложил союз Абаге. В Закавказье в апреле 1270 г. хулагидский полководец Ширэмун заставил Текудера сдаться. В Хорасане Борак и его занявшееся грабежами воинство настроило против себя Шамсэддина Курта и жителей Герата. Наконец в июне того же года в Хорасан прибыло войско Абаги, пославшего сказать Бораку: «Мы-де пришли из Ирака в Хорасан и облегчили [вам тем самым] перенесение тягот и лишений пути» [188]. Однако когда Абага стоял лагерем у реки Карасу, к нему пришло известие, что

«из Дербента Кипчакского пришла рать, подобная муравьям и саранче, и разграбила ставки и жилища эмиров. В тех краях она ничего не пощадила от резни и разграбления. [Все пространство] от Дербента до Армении и Диярбекира держит чужое войско. Ежели ты не поспешишь возвращением, то ты не застанешь ни ставок, ни улуса, ни подданных» [189].

В войну на стороне противников Хулагуидов вмешался Менгу-Тэмур. Подробности этой кампании неизвестны, арабские источники сообщают только, что в 669 г.х. (август 1270 – август 1271 гг.) в Каире стало известно о победе Менгу-Тэмура над войском Абаги, что «доставило радость» султану Бейбарсу [190]. Ввиду успехов Джучидов в Закавказье Абага стал отступать из Хорасана, за ним двинулся Борак, в первый день месяца зу-л-хиддж 668 г.х., 22 июля 1270 г., в местности Дашт-и-Джинэ к западу от Герируда состоялась битва, в которой Борак был наголову разгромлен. Он бежал в Мавераннахр, где его разбил паралич. Борак направил просьбу о помощи к Хайду, тот явился к нему, но через несколько дней, 8 августа 1270 г. Борак окончил свою беспокойную жизнь в Бухаре [191]. В Чагатайском улусе воцарился Нигубей-огул, сын Сарабана, сына Чагатая (1270 – 1271/1272 гг.), а фактическим распорядителем страны стал Хайду. Одновременно Менгу-Тэмур утвердился в Хорезме, в 1261 г. занятом было Чагатаидами, где с 669 г.х. (август 1270 – июль 1271 гг.) начинается чеканка монет с тамгой Джучидов [192].

Примерно в это время, в августе – сентябре 1270 г. в Каир прибыло послание от Ногая (исходя из того, что путь из северного Причерноморья в Александрию занимал не менее двух месяцев, написано оно было примерно в мае-июне). Отправитель сообщал, что написал его в ответ на пожелание египетского правителя, высказанное джучидскому послу Ар-Буге, «иметь сведения о сыновьях и родственниках Берке и о том, кто из них принял ислам». Ногай извещал султана аз-Захира Бейбарса, что сам обратился в ислам: «Хвалю Господа Всевышнего за то, что он включил меня в число правоверных и сделал меня тем, которые следуют воле очевидной». Не ограничиваясь этим, Ногай предлагал султану продолжить союз, имевший место при Берке: «Мы с тобою как пальцы на руке: действуем заодно с тем, кто с тобою в согласии, и противимся тому, кто тебе противится» [193].

В целом это послание выглядит весьма странно. Посольство Ар-Буги и Ура-Тимура, которое будто бы стало поводом к его написанию, состоялось в 1264 г., за шесть лет до написания письма. Ногай самостоятельно отправил его в Египет, больше того, упомянув покойного Берке, о правящем уже пятый год Менгу-Тэмуре умолчал, зато сослался на содействие Тук-Буги (управлявшего туменом где-то в Причерноморье или Приазовье). В связи с этим архимандрит Леонид (Кавелин) предполагал даже, что «отложившись от Золотой или Большой орды он [Ногай] около 1270 года перекочевал к северным берегам Черного моря и, расположившись здесь, стал искусно расширять свое влияние на соседние страны…» [194].

Однако еще Н.И. Веселовский указывал, что источники не дают оснований для таких утверждений [195]. Определенно из них следует лишь то, что в течение 70-х годов XIII века Ногай действовал на юго-западной границе владений Джучидов, из чего можно заключить, что поблизости располагался его удел [196]. Поскольку, по мнению некторых исследователей, некогда между Сиретом и Днестром располагался улус деда Ногая Бувала (Могула), Ногай обосновался в своём наследственном владении [197]. Трудно сказать, свидетельствует ли послание Ногая Бейбарсу о размолвке между главой улуса и его военачальником, или же только о том, что занятый войной на Кавказе Менгу-Тэмур поручил Ногаю осуществлять от собственного имени сношения с мамлюкским Египтом.

Так или иначе, узнав о разгроме и смерти Борака, Менгу-Тэмур вывел войска из Закавказья, а в ноябре того же года даже отправил к Абаге, вернувшемуся в Азербайджан, посольство с поздравлениями по случаю победы над Бораком и подарками [198]. Одновременно к Абаге прибыло посольство Хубилая, доставившее каанский ярлык, которым ему даровалось звание ильхана. Абага признал ярлык и даже повторил по такому случаю обряд восшествия на престол, короновавшись доставленным от Хубилая венцом.

В 1270 г. возник конфликт между новгородцами и великим владимирским князем Ярославом Ярославичем. Возмущенные поборами и насилиями горожане решили изгнать Ярослава. Не имея собственных сил, князь попытался проучить Великий Новгород при помощи татар и отправил в Орду своего сторонника Ратибора, который донес Менгу-Тэмуру, что мол: «Новгородци тебе не слушаютъ; князь Ярославъ просилъ дани тебѣ, и они насъ выгнали, а иныхъ избили, а князя Ярослава бесчествовали». Правитель отрядил против Новгорода рать, и кроме того предписал участвовать в походе Дмитрию Переяславскому и Глебу Смоленскому.

Однако когда об этом стало известно младшему брату Ярослава, Василию Костромскому, то, не желая разорения «своея отчины», он сам поспешил в Орду и убедил Менгу-Тэмура, что причина изгнания Ярослава – его вымогательства, а не нежелание новгородцев платить дань монголам. Менгу-Тэмур отменил поход [199], но послал в Новгород послов с ярлыком для Ярослава на Новгородский стол [200]. Кроме того, поскольку новгородцы жаловались, что Ярослав изгонял из города живших в нём иностранных купцов, Менгу-Тэмур, заинтересованный в торговле с Западной Европой, предписал: «Менгу-Тимурово слово к Ярославу князю: дай путь немецким гостям в свою волость» [201].


Примечания

171. Почекаев Р.Ю. Цари Ордынские… – С.266-267, примеч. 54.

172. Тизенгаузен В. Г. Сборник… Том I. – С.193.

173. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. II. – С.73.

174. Р. Почекаев, правда, обращает внимание на сообщение Ипатьевской летописи под 1266 г.: «Бысть мятежь великъ в самехъ Татарех, избишася сами промежи собою бещисленое множество акь песокъ морьскы» (Полное собраніе русскихъ лѣтописей. Томъ второй. – С. 202) , и полагает, что речь идёт «о борьбе, имевшей место в Орде после смерти Берке – о борьбе представителей разных аристократических кланов, а возможно, и противников ислама с его сторонниками» (Почекаев Р.Ю. Цари Ордынские… – С.268-269, примеч. 59). Однако, речь идет, очевидно, о войне между Джучидами и Хулагидами, так как никакой другой источник об усобицах в самом Джучиевом улусе в это время ничего не говорит.

175. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. II. – С.82. Там же. Т.III. – С.67-68; Тизенгаузен В. Г. Сборник… Том I. – С. 276.

176. Тизенгаузен В. Г. Сборник… Том I. – С. 153, 358-359.

177. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. II. – С.168.

178. Савельев П.С. Монеты джучидов, джагатаидов, джелаиридов и другие, обращавшиеся в Золотой Орде в эпоху Тохтамыша // Записки Императорского археологического общества. Т. XII. – СПб, 1858. – Сс.270, 284;

179. Григорьев А. П. Сборник ханских ярлыков русским митрополитам: Источниковедческий анализ золотоордынских документов. – СПб., 2004. – С.44.

180. История татар… Т.III. – С.845.

181. Полное собраніе русскихъ лѣтописей. Т. 18. – С.72

182. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.II. – С.13; Там же. Т.III. – С.69-70.

183. Рашид ад-Дин. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.II. – С.91, 98; Там же. Т.III. – С.70.

184. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.III. – С.71.

185. После того, как делийский султан Гиясэддин Балбан в 1266 г. отвоевал Лахор, негудерийцы захватили Газну и Бамиан, принадлежавшие вассалам Хулагидов.

186. Тизенгаузен В. Г. Сборник… Том I. – С.75.

187. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.III. – С.72.

188. Там же. – С.77.

189. Там же. – С.78.

190. Тизенгаузен В. Г. Сборник… Том I. – С. 205, 276.

191. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.III. – С.79-85; Абу Бакр ал-Кутби… – С.90.

192. История татар… Т.III. – С.299.

193. Тизенгаузен В. Г. Сборник… Том I. – С. 101-102. О дате письма см.: Там же. – С.360, 434.

194. Ханъ Нагай и его влiянiе на Россiю и южныхъ Славянъ // Чтенiя въ Императорскомъ обществе Исторiи и древностей Россiйскихъ. 1868, кн. III– С.32.

195. Веселовский Н.И. Ханъ изъ темниковъ Золотой Орды Ногай… – С.23.

196. В частности, Рашидаддин указывает, что юрт Ногая располагался на реке Тарку, т.е. Южном Буге (Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.II. – С.86).

197. Трепавлов В. В. Государственный строй Монгольской империи XIII в.: Проблема исторической преемственности. – М., 1993. – С.89; Галенко О. Монгольський перелам. – С.259-260.

198. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.III. – С.86.

199. Полное собраніе русскихъ лѣтописей. Томъ седьмый. – С.169-170.

200. Упоминание о них содержится в договорной грамоте Новгорода с Ярославом: «Се приехаша послы от Менгу Темеря цесаря сажать Ярослава съ грамотою Чевгу и Баиши» (Грамоты Великого Новгорода и Пскова. – М.-Л., 1949. – С.13).

201. История татар… Т.III. – С.852. На основании этого ярлыка Ярослав Ярославич отправил послания, в частности, горожанам Риги:

«От князя Ярослава ко Рижаном, а к болшимъ и к молодымъ, и кто гостить, и ко всемъ: путь вашь чиста есть по мее волости. А кто мне ратныи, с тимъ ся сам ведаю. А гостю чистъ путь по моей волости».