2. Доносно-лайлива стаття «малоросса А. Восточенка» (архієп. Анатолія Мартиновського) в «Вестнике юго-западной России» К. Говорського 1864

А. Кримський, М. Левченко

Лаконічну похвалу од Шейковського, що всенька висловилася двома прихильними епітетами серед словникового тексту, звичайно, ані Руданський ані хто не могли вважати за справжню критику, навіть за коротку рецензію. Це був тільки дуже побіжний відзив, мимохідь кинутий при нагоді. Справжньої, журнальної критики не довелося про себе прочитати Руданському ані тоді, як писав Шейковський (1861), ані пізніш, єдина ніби-критика, яку про себе міг Руданський побачити напечатану, то була огидна, доносно-лайлива стаття «Еще о хохломании» в дико-реакційному київському органі, що звався Вестник юго-западной и западной России. Историко-литературный журнал, издаваемый К. Говорским. Июль, год третий, том І. Киев 1864.

Стаття «Еще о хохломании» міститься в «Вестнике» на ст. 10 – 28. Підписана вона: «малоросс А. Восточенко»; це псевдонім високопреосвященого владики Анатолія Мартиновського, архієпископа могилівського (тепер уже неживого [Що архієпископ Анатолій Мартиновський підписувався псевдонімом «малоросс А. Восточенко», див. Прим. у «Киевской старине» 1882, май, ст. 227]. На припочатку тієї статті редакція «Вестника» додала од себе ось яку петитну нотатку (ст. 10):

«Мы думали, що хохломания скончалась вместе с Метой и польским бунтом, но разосланный комитетом грамотности список малорусских книжонок в сельские школы показывает, что хохломания опять и очень дерзко поднимает не совсем, вероятно, размозженную голову. Поэтому пусть винит сама себя, если мы удвоим наши удары по этой живучей, отброшеной в столицу, голове. – Ред.».

Далі йде елаборат самого «малоросса А. Восточенка». Він – довгий. Про Руданського кажеться вже аж наприкінці, на останніх чотирьох сторінках. Тільки ж, щоб легше показати, яке враження мала справити на Руданського тая плюгавщина, ми наведемо декотрі характерніші уступи і з початкових сторінок. Звичайно, що спростовувати нахабно безсоромні високопреосвященні брехні та кричуще неуцтво «малоросса А. Восточенка» нам нема потреби. Вистачить сказати: там, що рядок, то й безцеремонна свідома неправда, або непрохідна й непроглядна дурниця та дике неуцтво.

Еще о хохломании

[ст. 10] Кто из русских не любит Малороссии, или малороссов?..

… [ст. 11] Своеобразность и занимательность малороссийского юмора увлекала многих великоруссов к чтению сочинений Котляревского, Основьяненка или Квитки, Гулака-Артемовского и других. Пишущему сии строки известен один сановник, выписавший в свое время журнал «Основу», единственно потому что в ней ему понравилась повесть «Закоханий чорт»; но впоследствии этот сановник досадовал на этот журнал за его революционные замашки и жалел денег, истраченных на выписку его. Не смотря однако на занимательность малорусского юмора, еще Нарежный в грязном своем романе «Бурсак», а в последствии Гоголь доказали, что сцены малороссийского юмора, излагаемые обще-русским, литературным языком, нимало не теряют природной своей пластичности и привлекательности.

Что же за надобность в смешной затее образовать исключительную малороссийскую литературу, тогда как малороссийское наречие для всякого, хоть немного знакомого с польским языком, представляется отвратительною смесью польского языка, исказившего в малороссах старинный, отечественный язык гнетом четырех-векового рабства?..

[ст. 12-13] Что за нужда в настоящее время издавать на малороссийском наречии разные книжонки, особенно святое Евангелие, которому малороссы искони, в течении 900 лет, с благоговением внимали на славянском языке, понимая его учение, и непоколебимо ему следовали? разве, издание св. Евангелия на малороссийском наречии сделано для кощунства над ним?.. Что за нужда в малороссийских букварях, сокращенных катехизисах и кратких на этом наречии церковных историях, когда даже малороссийские поселяне отвергают такие уродливые произведения и на предложение своих приходских священников ввести эти книжечки в сельские училища, решительно отвечают: «Не треба нам сего! Нехай наши диты учатся читать так, як ваши диты учатся в ваших школах! Мы розуміем, колы нам читають царские указы, и вы нам говорите в церкви казаня: хоть воно не так, як мы говорим. А чого не розуміем, то можем спытати хоть вас, панотче». В подлинности такого отзыва поселян, не говоря уже о мещанах, легко может удостовериться каждый хохломан с братиею, в каком угодно селений…

…[ст. 15-17] Не лучше ли употребить свои усилия на то, чтобы и язык малороссов постепенно, более и более, сближался с великорусским языком, особенно, – чтобы сии родственные народы теснее и скорее слились, без малейшего признака отдельности, в один могучий великий народ, говорящий одним славным, величественным, звучным, уже выработанным языком?

Но, к прискорбию имеющим глаза чтобы видеть, нельзя не приметить, что в России проявляются какие-то затейливые утописты, которые проговариваются, будто для благоденствия России ей нужно разделиться на области, из коих каждая, имея свою автономию, состояла бы с прочими областями только в каком-то федаративном [федаративном – так і надруковано. –А. Кр.] союзе. К этой категории затейников, очевидно, принадлежат хохломаны, которые, очевидно, затеяли обособить, или точнее, возвесть [«возвесть» – так і надруковано. – А. Кр.] Малороссию в самобытное положение. Для достижения этой цели одни из хохломанов ревностно принялись стряпать на малорусском наречии разные брошюры, в роде элементарных, другие, словно заграничные эмиссары, стали развозить этот товар по Малороссии, навязывать его почти насильно сельским училищам, сопровождая эту пропаганду разными рацеями, побуждающими малороссов учить детей своих по книжечкам, написанным малорусским жаргоном, толкуя, при этом удобном случае, об гетманщине, сечи, угнетении Украйны москалями, рекрутчине, о счастьи Украйны в былое время, и проч., и проч.

[ст. 23-24] Но, не довольствуясь прямою хохломанией, г. г. сепаратисты вздумали еще унижать славу лучших сынов России, запечатлевших смертию любовь свою к отечеству, подвергать их подвиги глумленью или сомнению; кощунствовать над всем, что свято, что дорого для всякого русского, – словом всячески искажать историю русского государства. Так, один из подобных любителей, – отыскивая «сор да навоз на барском дворе»,…прославившийся арлекинскою гипотезою о происхождении Руси из Литвы…, тиснул в месяцослове [так у первописі. – А. Кр.] на 1864 год статейку под заглавием «Куликовская битва» [Мова йде про Костомарова. – А. Кр.].

В этой статейке автор обнаружил какое-то непонятное озлобление против Москвы, или точнее великого московского княжества за то, что оно собрало и соединило разрозненные удельною системою части России в одно целое и тем спасло и возвело ее на верх силы и величия. А как к той же цели стремился великий князь Димитрий Донской, то писатель этой бесчестной статейки упрекает Димитрия за то, что он посягал на русские области, захваченные Литвою, и присвоял себе чужие уделы… [ст. 24] Благоразумную осторожность, с которою Димитрий Донской пред куликовскою битвой принимал мудрые меры к борьбе с общими и страшними врагами России, рассылал по всей Руси призывные на брань грамоты и собирал силы для решительной борьбы с татарами, – пасквилянт Донского героя клеймит трусостию, – самого Димитрия выставляет трусом за то, что он, сражаясь с татарами в ряду передовых, простых русских воинов, изнуренный продолжительною страшною сечью, будучи преследуем четырьмя татарами, уклонился в лес и, усталый, с иссеченными бранными доспехами, ослабленный телом, упал в беспамятстве под деревом и забылся в крепком сне; – за то, что Димитрий надел на своего боярина свой княжеский плащ для того, по мнению автора пасквиля, чтобы самому не попасться в плен…

[ст. 25-26] Какая же цель столь враждебных к Москве отношений ее пасквилянта, как не та, чтобы, впоследствии, составить из них сборник и представить Москву, посредством так называемого наведения, в самом отвратительном очерке, а вместе с Москвою и русское правительство; так как корень его посажен в Москве. Ненависть подобных авторов к России очевидна, желание унизить ее, ослабить – несомненно. Что ж было бы с нами, с нашею молодежью, если бы подобным авторам вверить развитие ума и сердца юношей? Я думаю, ученики скоро превзошли б учителей.

Подтверждением такого заключения может, между прочим, служить (одна из числа многих, рассеваемых в простонародье) песенка, составленная, как видно из ее подписи, каким-то студентом киевского университета Степаном Руданским [Я думаю, що слова: «киевского университета» додано од самого Мартиновського. Прочитавши підпис: «Студент Степан Руданський», Мартиновський природно повинен був згадати не про далекий Петербург, а про тодішнє огнище українства, про університет київський, – хоча, знов же, може бути й так, що на тім списку пісні, який попався Мартиновському, справді хтось інший уже назвав Руданського студентом київським (замість петербурського). – А. Кр.]. Песенка эта, написанная довольно гладенькими виршами, стоит того, чтоб обратить внимание на ее содержание. Вот она:

Ой з-загоры, из-за кручи

Да скриплять возы идучи,

А попереду козаченько

[Мабуть, оцеє «А» треба тут викинути, бо воно проти метру. – А. Кр.]

так вигукує йдучи:

Украйно, Украйно,

Моя ридна мати:

[ст. 26] Чи довго ще над тобою

Будуть пановати.

После этого обыкновенного почти во всех малороссийских песнях начала, поэт тотчас начинает бредить, будто, забывши, что над единою Россией царствуют преемники тех царей, коих сама Украйна, угнетаемая, истерзанная поляками, просила принять ее под свою защиту, и которые равно заботятся о благоденствии целой России, совокупно с Малороссиею, – продолжает:

Чи довго ще кровавыцю (кровь)

Будуть з тебе (Украины) пыты?

Тай диточок твоих

[Живовидячки, треба додати «бідних», або який інший двохскладовий епітет. – А. Кр.]

в кайданах водити?

Очевидно, что воображение певца-юноши в расстройстве, а рассудок переполнен лживыми понятиями и сведениями. Что такое он разумеет под словом кровавыця? Если обыкновенные подати, акцизы, рекрутские наборы и земские повинности, то они совершенно одинаковы, как в великой России, так и в Малороссии. От Малороссии более их не требуется ни одною копейкою. Все эти поборы, от которых не свободно ни одно сословие, составляют ту частную складчину на общие потребности, на пользу государства, которая принята всеми цивилизованными обществами и без которой не мыслимо бытие и счастие никакого государства. в кайданах же или в цепях, как во всяком государстве, так и в России держат злодеев только, воров, мятежников. Если б и Малороссия составляла отдельное государство, то также бы поступала с своими злодеями и крамольниками для общей безопасности. Певец продолжает:

Твоя (Украйна) слава у могыли,

А воля в Сибири!

от що тоби, матусенько,

Москали зробылы!

Гнусная ложь! Хмельницкий, Безбородько, Разумовский, Кочубей, Паскевич и вообще – все доблестные сыны Малороссии русским правительством всегда были награждаемы по заслугам. Только злодеи и бунтовщики удаляются правительством из общества, чтобы своими зловредными затеями не тревожили его спокойствия и благо[ст. 27]состояния, чтобы разгоряченные их головы прохладились на севере. Но певец настаивает:

Гукны ж, гукны Украйно,

Несчастная вдово (по ком?)!

Може диты на твий голос

Обизвуться знову!

Може знову розвяжуться

Звязаннии руки,

Може знову бражчатымуть

Козацьки шаблюки!

Кто же в России связывает руки честных людей, занимающихся делами своего звания для своей и общей пользы? Кому, когда запрещалось, или запрещается в ней делать добро? Связывают руки только злодеям, бродягам, разбойникам, мятежникам из опасения, чтоб их «шаблюки» не производили насилий, грабежей, убийств и не тревожили мирных жителей. Но юноша, в бреду болезненной своей фантазии, утешает еще себя надеждою:

Може військо запорожське,

Як море, заграє,

А дивчина, як и перше,

Писню заспивае!

Пустая надежда! запорожская сечь, как грубейший из анахронизмов, никогда уже не воскреснет! А если бы какие-нибудь безумцы вздумали теперь мятежничать по-запорожски, то прежде всего имели би дело с малороссами же, которым слишком надоели безрассудные и разорительные волнения и буйства. Тогда бы не принесла ни малейшего утешения безумцам, особенно гниющим в сырой земле, писня какой нибудь дивчины, голоса которой мертвые не будуть слышать!

Тогди вже нас (поет юноша) не забудуть

И московськи внуки:

Кровь за кровь катам нашим,

[ясно, що треба Бо кров – А.Кр.]

И муки за муки!

Если б этот юноша имел способность размышлять, он бы знал, что не только всякого бунта, но даже законной войны исход наперед неизвестен; от насилий и кровопролития их горько пла[ст. 28]чуть внуки, а особенно внуки бунтовщиков. Москали, конечно, не стануть сидеть сложа руки и ожидая, пока какие-нибудь буйные ворохобники будуть резать их, как баранов. Но вот, наконец, заключение этой безумной песенки:

Гукни ж, серце Украино!

Та тилько скоришше:

Бо чим дальше, ссуть кровь нашу

Все бильше та бильше!

Разгоряченное воображение юноши распалилось до того, что ему в бреду представляются какие-то кровопийцы, сосущие кровь его с товаришами. Очевидно, что если бы воображение его хоть немного охладело, то на вопрос: где и кто пьет кровь его, или его земляков? – он ни на кого не мог бы указать и должен был бы молчать, как мальчишка, уличенный в глупой шалости. В старину за свою песенку мечтатель-бандурист получил бы отеческое вразумление и образумился; теперь же, поэт должен обратиться к фельдшеру, чтоб он привел его в сознание и побудил больше учиться, чтобы впоследствии на что-нибудь пригодиться обществу. Без этого, жалкий поэт будет несносным бременем для самого себя, а в общежитии – эпидемическою язвою юношества своей родины.

Вообще жаль бедного юноши, теряющего драгоценное время на сочинение безумных песенок и горячечных бредней о своей родине. Лучше б он сделал, если бы юношеские лета и силы употребил на основательное изучение полезных наук. Но, пустившись в политические бредни, он засорил свои способности до того, что они сделались похожи на цветок, заглохший между репейником. Так погибло много жалких юношей, подававших отрадные надежды родителям, попечителям и родине! А кто виною их гибели?..

Малоросс А. Восточенко.

Для ілюстрації, долучаємо до цієї статті і портрет , лицемірного високопреосвященого брехуна того.

Примітки

Подається за виданням: Кримський А., Левченко М. Знадоби для життєпису Степана Руданського. – К.: 1926 р., с. 56 – 62.