6. Разговор сосен

Олекса Кирий

В воскресные дни по утрам мать ходила в лес за грибами и иногда брала меня с собой.

В густом бору тихо раскачивались верхушки высоких, стройных сосен. Они наклонялись друг к другу и о чем-то таинственно перешептывались. Я прислушивался к этому шепоту, и сосны казались мне живыми существами, которые на каком-то особом, своем языке делились друг с другом своими думами. Шум сосен навевал на мою детскую душу непонятную грусть. На толстых стволах, в тоненьких струйках лучей, пробивавшихся сквозь густую хвою ветвей, блестели, как слезы, капли душистой, прозрачной смолы.

– Мамо, а больно соснам, когда их рубят? – спрашивал я мать.

– Больно! – отвечала мать.

– Но они ведь неживые?

– Как же неживые? Их кормит земля. Они дышат… Как и люди, они бывают сначала маленькими, а потом, пригретые солнышком, растут. Вот когда срубят их, повалят на землю – они умирают.

– И говорить они умеют?

– Ты же слышишь, как они шумят.

Я закрывал глаза, вновь и вновь прислушивался к шуму сосен, силясь разгадать, о чем они шепчутся. Порой мне чудилось, что я слышу какие-то неразборчивые тихие слова.

– О чем они шумят? – спрашивал я мать.

– Обо всем… – тяжело вздыхая, отвечала мать. – О солнце. О теплом, ласковом летечке. О нашем людском горе, про нашу нужду, про наши слезы. Хотела бы я быть сосной и шуметь со своими сестричками.

– Так вас бы срубили, мамо!

– Ах, сынок… Разве мы не умираем? Зато не знала б я вечной нужды, слез… Не знала б проклятого пана, не гнула б спины перед ним за кусок хлеба. Все, все захватили лиходеи. Земля, леса, луга – все у них, а у нас только слезы да горе.

– А как же я был бы без вас?

– И ты был бы маленьким деревом.

Я следовал за матерью и представлял себя маленьким деревом рядом с высокой стройной сосной-матерью среди этого огромного шумного бора.

Мы углублялись в лес, собирали грибы, ягоды, а когда наши корзинки были наполнены, выходили из леса на луга.

Покрытые зеленой травой и цветами, они напоминали большой благоухающий ковер. В воздухе мелькали разноцветные мотыльки. Вот мотылек промелькнул мимо меня и уселся на стебелек травы, расправил на солнце нежные, трепещущие крылышки.

Руки невольно тянулись к мотыльку, но мать удерживала меня:

– Не тронь его, сынок… Он живет только один день.

Мы шли по траве среди цветов.

– Как называется этот цветочек? – спрашивал я.

– Горошек, – отвечала мать.

– А этот?

– Иван-да-марья.

Я слышал все новые и новые названия, запоминал их и уже сам называл матери цветы…

На несколько минут мы останавливались на берегу пруда.

В спокойной прозрачной воде синело небо и проплывали белые облачка; казалось, ринься в этот пруд – и попадешь не в воду, а в синюю бездну небес.

Сверкая серебряной чешуей, у самого берега резвились маленькие рыбешки. Мать рассказывала мне о подводном царстве, где так же, как на земле, клокочет жизнь. Я запоминал названия рыб, подводных трав, жучков, черепашек.

– И там есть паны? – спрашивал я.

Мать улыбалась:

– Нет, там обходятся без панов, а вот пруд панский.

В лунные ночи мать мне рассказывала о звездах, о вселенной.

– То – Волосожар, то – Петров Крест, о то вот Воз, – называла она мне созвездия.

Слушая мать, я глядел на яркие звезды на темном бархате неба, и мне казалось, что в мире нет ничего такого, чего она не знала бы.

– Так не забудешь, где Коромысло, где Волосожар? – спрашивала она.

– Нет, не забуду, – отвечал я, повторяя названия созвездий.

В такие вечера я долго не мог заснуть и, лежа в постели, глядел на звезды, видневшиеся из окна, а уснув, носился между далекими мирами вселенной, перелетая от созвездия к созвездию.

Просыпался я, когда матери уже не было дома.

С первыми лучами солнца я выбегал из хаты, словно ветер, мчался на луг, падал в траву и, прислушиваясь к шуму травы, смотрел в небеса, раскинувшиеся надо мной, подобно необъятному голубому шатру.

Вокруг цветов кружились с гудением пчелы. То там, то здесь мелькали мотыльки. Где-то совсем рядом со мной стрекотали кузнечики.

Я вслушивался во все звуки, глядел на луга, на леса, на золотые нивы и вспоминал все то, о чем мне рассказывала мать.

Мир казался мне прекрасным, ярким, красочным только до тех пор, пока в моем сознании не появлялось слово «пан». Оно, как темная туча, бросало на луга, на леса, на всю землю мрачную тень…

Так мать учила меня любить природу и ненавидеть панов.