4. Умерла матушка
Марко Вовчок
Шло время да шло: и год прошел. Раз, чем свет, будит меня Арина Ивановна. Я вскочила.
– Оденься поскорей, в церковь со мною поедешь, – говорит, – да по матери по своей панихиду отслужишь.
А я никак в толк не возьму: голова у меня кругом пошла. Умерла? Когда?
– Чего смотришь? – толкает Арина Ивановна. – Сбирайся, – говорит, – скорее, пока еще барышня не проснулась.
Вертела она меня и совала, и теребила, и все над ухом твердила: «Не помянешь покойницы матери, бог от тебя отступится».
Посадила меня с собою в бричку и повезла. Билось, билось мое сердце и замирало, будто я ждала кого-то. Да все тихо по полям было, белели они под росою, солнышко еще не всходило, из-за лесу холодноватый ветерок тянул.
Подъехали мы к церкви. Вошли – церковь пуста; один седой пономарь прошел крестячись да зеваючи. Арина Ивановна прикладываться пошла к образам и мне махнула: «Иди!» И я за нею пошла. Стали собираться и священник и дьячки. Стали по матушке моей панихиду служить. Я была словно в каком-то тумане. Дым от ладана клубился, в дыму свечи мерцали; два старичка-дьячки пели разбитыми голосами, и тихо их пенье по церкви дребезжало. Арина Ивановна стояла впереди, все на меня оглядывалась и все мне грозилась; чужие люди в церковь сбиралися на обедню, на меня смотрели, вздыхали и крестились. «Умерла матушка!» – думаю, а слез у меня нет.
Отошла и обедня. Народ повалил из церкви и рассыпался по дорожкам да по тропинкам. Сколько голосов шумливо смешалося! Арина Ивановна около церкви прощалась с молодою дьячихой и на меня ей показывала:
– Вот, – говорила, – приказала ей по матери панихиду отслужить. Без меня так бы покойницу мать и не помянула.
– Что ж, тебе родной матери-то не жалко, что ли? Ах, грех-то какой!
– А я ей еще не говорила долго, все думала: вот разголосится; она и слезки не выронила. Силой почти и в церковь-то привезла!
И дьячиха опять нараспев:
– Ах, грех какой! Бог вас за это не оставит, Арина Ивановна, вас бог не оставит!
Поехали мы домой. Солнышко уже высоко взошло. Опамятовалась я, и тогда-то уж досыта наплакалась. Боже мой, господи! Какая тоска мою душу сжала! Какая печаль! А бричка по дороге турчит, катится. Арина Ивановна меня бранит, да упрекает, да грозится: «Отчего в церкви не плакала, полоумная! Теперь только хватилась! Вот я тебе дам слез!»
Барышня увидала меня, сейчас заметила.
– О чем Игрушечка плакала?
– У ней мать умерла, – ответила Арина Ивановна.
– Отчего умерла?
– Оттого, – говорит Арина Ивановна, – что Игрушечка не слушается, что девчонка злая, упорная, так вот бог у нее маму взял.
– А я-то не слушаюсь? – промолвила барышня.
– Да вы барышня, как же вам с нею равняться, мой голубчик!
– Мне бог простит? – спрашивает барышня.
– Помолитесь хорошенько, то и простит, мое сокровище: бог милостивый, бог всех любит.
– А Игрушечку не любит?
– Ну, Игрушечка глупая, упрямая, за то и бог не любит ее, за то и наказывает.
– А добрым все можно? Бог их ни за что не наказывает? Никогда?
– Никогда. Добрый человек хоть и согрешит, то все так себе… а злой человек все по злости делает, вот и нет ему прощения.
– Смотри ж, Игрушечка, – говорит мне барышня, – ничего не делай по злости, будь добрый человек, все тогда можно, и все тебе бог простит.
Примітки
Подається за виданням: Марко Вовчок Твори в семи томах. – К.: Наукова думка, 1964 р., т. 2, с. 88 – 90.