Хозяйство Захара Демьяновича

Г. Ф. Квитка-Основьяненко

Хорошо. А вопрос Захара Демьяновича, сделанный им супруге его, все остается неразрешенным, когда он, бросив все свои важные занятия, поспешил с ним к Матрене Семеновне, чтобы передать и ей удивление свое. Признаться вам сказать – занятия у него важные: он посвящает им целый день и едва найдет свободный часок придти к семейству вместе с ними обедать, чай пить и т. п., а для обыкновенной беседы о детях или о чем-нибудь таком же его не спрашивай. Некогда, хоть вы ему что, так некогда.

Разберите, пожалуйста, внимательно: зимою и летом, как бы худо ни спал, а все уже встанет в пять часов утра и спешит в кабинет, куда вслед за ним приходят: приказчик, атаманы, «токовые», мерные, ключники, повар, кухарки и проч. по хозяйству должностные люди.

Тут Захар Демьянович принимает донесения, что сделано вчера, наприм., молочена рожь из скирды под буквою Г, как показывает «токовой», сбито столько-то копен; вывеяно зерна столько-то мерою; принято сполна зерновым ключником, отдано мерному столько-то перемолотов муки и вышло столько-то; муку принял общий ключник, из нее выдал кухарке столько-то, та испекла хлебов счетом и весом столько-то, отдала ключнику, выдано от него в застольную столько-то и проч., и проч. – и заботливый Захар Демьянович каждого донесение отмечает в книге, коих у него, как бы у какого тщеславлящегося своею ученостью, «кучи кучинские» лежат, все в переплете, с ярлыками для каждого предмета особо.

И он, как труженик, в каждую вписывает, отмечает убыль, заносит в приход, подписывает итоги, поверяет и, как плохой счетчик, ошибается, пересчитывает, переписывает и насилу-насилу оканчивает одну часть хозяйственную. Потом приступает к другой и продолжает по порядку: конюшенную, скотную, птичную, лошадиную, овечью; там идут отметки по работам полевым, строевым, заводским…

У! это ужас! Я вам говорю, что бедному Захару Демьяновичу вздохнуть некогда. Этакой страшный хозяин, что и рассказать всего нельзя! У него все на записках в книге, все до последнего; и как хозяйство огромное, обширное, со многими заведениями, так за этими необходимыми записками ему некогда ничего решительно и осмотреть. Осьмой год как он не выезжал в поля; пятый год не был в овечьем и других заводах и не осматривал других заведений. Да подите же вы с ним! У него всякий цыпленок, почитай, всякое зерно хлеба записано и ничего не издерживается без того, чтобы не было отмечено в книге. Страшный хозяин!

Правда, у него по всей экономии рука, это Кондрат-приказчик. Он-то все распоряжается, все производит и только доносит барину, Вот в какой силе его донесения.

– Что, Кондрат, вспахали на озимь?

– Уж у нас не вспашут! Столько, пане, вспахали, что я не знаю, чем будем засевать. Выедешь в поле, сколько глазом можно окинуть, все это вспахано. Приготовляйте только зерна, чтоб было чем засеять.

– Этим ты меня, Кондрат, не запутаешь. Вот я тебе покажу книгу, сколько у меня в наличности зерна. Вот видишь 132 четверти. Довольно? как думаешь? – и Захар Демьянович полагает, что у него хлеба очень много.

– Там увидим, – ответит Кондрат значительно и отойдет, давая место атаманам доносить о числе вспаханной земли.

1-й атаман.

На такой-то балке вспахано 17 десятин. Захар Демьянович записал.

2-й атаман.

В таком-то урочище вспахано 16 десятин. Записано.

3-й атаман.

Там-то вспахано 32 десятины.

Захар Демьянович записал и это, сложил все вместе и, по обыкновению, ошибся в счете, насчитал было 589 десят[ин]. Но, поверив раз несколько, нашел, что только всего вспахано 65 десятин; спрашивает Кондрата:

– Не мало же это на двадцать плугов за две недели?

– Гм! мало. Дай бог и повек по стольку пахать, – ответит Кондрат, и господин его утешен. Правду вам сказать, Захару Демьяновичу, что хочет Кондрат, объявит, он и верит всему, не входя в подробности. Если приказчик донесет ему, что на винокурне из четверти хлеба получается два ведра вина, то он только спросит:

– Это же хорошо?

– Да так хорошо, что редко у которого хозяина столько выходит.

И Захар Демьянович в полном удовольствии заносит в свои книги. Видите ли? Он только и наблюдал, чтобы верность была по книгам; а правилен ли доход, он в это не вникал, доверяя во всем слепо Кондрату, который был, по его уверению, «золотой приказчик, и нет той части, которой бы он «аккурат» не знал».

И в этот-то день Кондрат, управившись с шерстью, пришел с донесением к Захару Демьяновичу и, как всегда и во всем случалось, не помня настоящего веса в шерсти, сказал, то же, как и всегда, число пудов, какое ему на мысль пришло.

Захар Демьянович записал, расчел, почем может продаться шерсть, не поверил счета и поспешил с радостною вестью к своей Мотреньке с вопросом: знает ли она, сколько у него вышло шерсти, без обножков и прочего, а одной чистой?

– Дай вам бог, Захар Демьянович, и в десять раз больше, а меня не спрашивайте. Продавайте только подороже; деньги на многое надобны.

– Четыреста тридцать шесть пудов! – воскликнул восторженный Захар Демьянович.

– Уже вы себе как хотите, а я и женским умом скажу, что из двух тысяч овец что-то много.

– В том-то и штука! Вот мой Кондрат каков! Чудо, как усилил шерсть на овцах. Теперь, продавши ее по пятидесяти… Нет, зачем дешевить? по шести-, ну, по семидесяти рублей: это мы получим… пожалуйте! получим… да без чего-то пятьдесят тысяч рублей.

– Помилуйте вы меня, Захар Демьянович! – воскликнула Матрена Семеновна, оставивши штопающийся чулок. – Это ужасная пропасть денег!

– Да, потому что никогда не бывало столько шерсти.

– Все-таки что-то многонько, не ошиблись ли вы в расчете, как и всегда с вами бывает?

– Уж как хотите, а я не ошибся, вот и при вас поверю. Записывает. Да немного есть ошибочка… вот выходит либо без чего-то, либо с чем-то тридцать тысяч. Все-таки неимоверно какой знатной доход!

– Вот видите, и лучше как поверили – и разница не маленькая. Но и тридцать тысяч хорошо; теперь назначьте сумму мне с детьми и для дома что надобно.

– Помилуйте вы меня, Мотренька! Мне деньги крепко нужны. Просрочил давно в опекунский совет, недоимки столько времени не уплачивал, за сынишку должен много в пансион. Кондрат подал записку, что по хозяйству требуется… Лучше всего дайте и вы записку, что нужно для вас и детей; я поеду и все вам искуплю…

– И будет как в позапрошлом году, что накупили такой дряни, что из рук вон? Знаете ли что? уж лучше всего возьмите и нас с собою.

– Пожалуй, да не беспокойно ли вам будет в бричке? растрясет.

– Зачем же в бричке? в коляске.

– Около коляски много требуется починки. Заднее колесо переделать; кожа совсем пропала… Да я же смерть не люблю в коляске ездить.

– Зачем же вам в коляске? Вы в бричке, а мы в коляске.

– Вы? так разве думаете и дочерей взять – и обеих? – и на лице его осмелилось выразиться неудовольствие.

– А как же – на кого же я оставлю детей? Подстаршую одну брать не приходится, чтоб не обидеть старшую; а взять одну старшую, так тут кому будет присмотреть за подстаршею, что огонь и поломя.

Миничка не могла равнодушно слышать такого замечания матери; она еще при первом требовании ее везти их в город оставила свою работу, завернула осторожно книжку в платок и подошла к сестре предаваться с нею радостным мечтам.

– Как думаете, – возразил жене Захар Демьянович. – Мое дело напомнить вам, сколько издержек предстоит: квартира в городе, содержание лошадей и нас с людьми.

– Людей берите с расчетом, – сказала жена, – только уже как хотите, а для нас возьмите Иваньку: он нам очень нужен.

– Знаю, что он портной ваш; вот уже думаете и обновки делать; еще расход. Только вряд ли можно его взять: он сына женит.

– Что за нужда? можно отложить. А только без Иваньки нам неможно. Еще будут ли обновки, а иногда и из старенького под моду переделать…

– Хорошо уже, возьмем; зато Макара не возьму.

– А как же без повара быть?

– А Иванька? Когда вы уезжали в Ахтырку и Макар с вами, так он мне так славно готовил во все время, что я объедался.

– Видите, а я за ним этого и не знала. Так стало нам собираться?

– Когда уже так вам захотелось, – секретно вздохнувши, решил Захар Демьянович, – через три дня ехать. Оно-то бы и раньше нужно, так коляска не выспеет из починки.

– Нуте, дети, спешите же, чтоб за вами не было остановки! – так приказывала Матрена Семеновна дочерям, а те – хитрые! будто впервые услышали, еще таки спрашивают: «Разве и мы поедем?»

– Поедете, – сказала мать, улыбаясь, глядя на детей, а сама чуть ли еще не больше детей обрадована была поездке в город, но, удерживая свой тон, скрывала. – Поедете с нами, батенька берет вас: поблагодарите ж ему.

Дочери бросились к отцу и спешили поцеловать его руку, а нежный родитель до того расчувствовался ласками детей, что не переставал напоминать жене:

– Смотрите же, не забудьте ничего, чтобы из дороги не пришлось посылать, как это часто случается…

Примітки

Подається за виданням: Квітка-Основ’яненко Г.Ф. Зібрання творів у 7-ми томах. – К.: Наукова думка, 1979 р., т. 4, с. 368 – 371.